Она никогда не тратит на меня слов.
В ее голове сотни цветных картинок, дюжина чужих голосов.
Ночами звезды смотрят в ее лицо
и оставляют золотые следы на щеках,
слегка
бледных, на пальцах, не знающих плена колец,
и одинокие боги склоняются у ее колен.
Но боги исчезают под утро,
боги не остаются на утренний чай,
потому она забывает сны, в которых, уходя, они говорят ей: "Прощай!"
Она не тратит на меня слов: о чем со мной говорить?
Я просто сижу рядом, пока горят фонари,
пока она что-то пишет в потрепанную тетрадь.
Я делаю вид, что, в целом, мне наплевать,
сколько она выпьет кофе и выкурит сигарет.
В чашке плавает ночь,
от темноты не спасает свет
маленькой лампы, зажигаемой над столом.
Я делаю вид, что мне за ее плечом
всегда было место,
а за которым - не в этом суть.
Я просто верю: однажды, когда-нибудь,
она спросит, кто я, увидев мой профиль в кофейной кружке.
И я скажу: "Я здесь потому, что я тебе нужен".
В ее голове сотни цветных картинок, дюжина чужих голосов.
Ночами звезды смотрят в ее лицо
и оставляют золотые следы на щеках,
слегка
бледных, на пальцах, не знающих плена колец,
и одинокие боги склоняются у ее колен.
Но боги исчезают под утро,
боги не остаются на утренний чай,
потому она забывает сны, в которых, уходя, они говорят ей: "Прощай!"
Она не тратит на меня слов: о чем со мной говорить?
Я просто сижу рядом, пока горят фонари,
пока она что-то пишет в потрепанную тетрадь.
Я делаю вид, что, в целом, мне наплевать,
сколько она выпьет кофе и выкурит сигарет.
В чашке плавает ночь,
от темноты не спасает свет
маленькой лампы, зажигаемой над столом.
Я делаю вид, что мне за ее плечом
всегда было место,
а за которым - не в этом суть.
Я просто верю: однажды, когда-нибудь,
она спросит, кто я, увидев мой профиль в кофейной кружке.
И я скажу: "Я здесь потому, что я тебе нужен".